Сразу несколько научных сотрудников сектора новейшей истории института гуманитарных исследований Кабардино-Балкарского научного центра РАН в своих научных трудах гнут антироссийскую политику.

Так, Марина Гугова в своей статье «Онтологический опыт депортации: гендерный аспект» анализирует изменения социального положения женщин во время депортации балкарцев в годы Великой Отечественной войны на территории Казахстана и Киргизии.

Интересно, что историк делает выводы, которые не подкреплены документально и несут политизированный характер.

К примеру, Гугова заявляет, что в Джалал-Абадской области Киргизской ССР с апреля 1944 по июль 1946 года умерло 69,5% переселенцев (балкарцев, чеченцев и ингушей), а в «иных населенных пунктах умерли все переселенцы», однако никаких документальных подтверждений этому не приведено.

Кроме того, историк делает вывод, что депортация и условия жизни балкарцев – «настоящий геноцид по отношению к переселенцам». В то же время доказать и обосновать свою позицию не может.

Ряд независимых экспертов отмечают, что оценки Гуговой носят не научный, а политизированный характер и не соответствуют статусу научных изданий.

Вторит Гуговой ее коллега – кандидат социологических наук Мухамедхан Алхасов, который за бюджетные деньги пропагандирует национализм и разжигает межнациональную рознь.

К примеру, в статье «Кавказ и абхазо-адыги: проблемы этнокультурной агрессии» Алхасов утверждает, что кабардинцы (адыги) исторически являлись самым могущественным и развитым народом на Северном Кавказе, «символом всего Кавказа». Автор отмечает, что территория Краснодарского края, части Ставропольского края, Карачая, Балкарии, Северной Осетии и Ингушетии ранее входила в состав Черкесии, а все народы Кавказа (грузины, чеченцы, дагестанцы, азербайджанцы, армяне, ногайцы, татары, осетины, балкарцы, карачаевцы, местные русские) испытали на себе определяющее культурное влияние адыгов: заимствовали у них форму одежды, военные обычаи, породы лошадей, оружие, этикет, танцы, духовную и материальную культуру.

Кроме того, доходит до абсурда, когда Алхасов пытается доказать, что военный головной убор многих армий мира – пилотка – является адаптированным под военные нужды черкесским женским головным убором.

По мнению автора, многие народы со временем стали претендовать на традиции и обычаи адыгов, выдавая их за свои, что в статье называется «этнокультурным грабежом».

Всему причиной Алхасов называет последствия Кавказской войны, когда произошло «резкое сокращение численности черкесского населения и занимаемой им территории в результате чудовищного геноцида по отношению к адыгскому народу и изгнания его в Османскую империю, осуществленных русскими властями в ходе и по окончании Русско-Кавказской войны 1763-1864 гг.».

В то же время, социолог приводит явно недостоверные факты ­– была Кавказская война, которая началась в 1817 году.

Статья ученого больше похоже не на научный труд, а на пропаганду национализма и дискредитацию России, которая, по его мнению, несет ответственность за та так называемый «геноцид», депортировав четыре млн адыгов.

Историк Амерби Кармов пошел дальше своих коллег и в монографии «Пшемахо Коцев – общественно-политический и государственный деятель Северного Кавказа» заявил, что считает агрессию Турции на Кавказе в 1918 году освобождением и восхваляет США, которая боролась с нашей страной.

Стоит отметить, что Коцев в 1919 году занимал пост председателя правительства Горской республики, которая существовала с 1918 по 1919 гг. и ориентировалась на Турцию и Германию.

По мнению Кармова, Коцева – выдающийся политический деятель, «один из вдохновителей горской независимости». В то же время одиозный политик эмигрировал в Турцию, а затем вовсе осел в США, где вел антисоветскую деятельность, сотрудничая с американскими спецслужбами.

Старший научный сотрудник сектора кабардинской литературы, заведующая кафедрой языкознания и литературоведения Кабардино-Балкарского института гуманитарных исследований Людмила Хавжокова не отстала от своих коллег и в книге «Художественное осмысление темы Кавказской войны и махаджирства в адыгской поэзии» увлеклась не культурной сферой, а расставила политические акценты в Кавказской войне, дискредитирующие Россию.

Также, как и Алхасов, Хавжокова исказила факты, расширив хронологические рамки Кавказской войны, действия России называет агрессивными и сугубо завоевательными, формируя ложный образ единого Кавказа, боровшегося против России, а политика нашей страны в отношении местных народов, прежде всего адыгов, расценивается как «геноцид».

При этом Хавжокова, стараясь придать авторитет своим умозаключениям, использует определенный псевдонаучный прием, ссылаясь на мнение отдельных исследователей по тем или иным вопросам, квалифицируя их как всеми признанную истину.

Автор также завуалированно, ссылаясь на чужое мнение, транслирует свою позицию относительно судьбы адыгов после Кавказской войны: «Не углубляясь в исторический дискурс и дискуссии специалистов-исследователей относительно характера войны, сути самого понятия и точности термина «Кавказская война», но все же опираясь на мнения многих историков, отметим, что столетняя война царской России на Кавказе (1763–1864) «была завоевательной, колонизаторской, сопряженной с покорением, геноцидом и изгнанием большей части адыгского народа и части других народов за пределы родины».

Интересно, сколько еще таких «кадров» надо показать общественности, которые на свой лад искажают историю и преподают ее студентам? Видимо руководству вузов стоит обратить внимание на подрывную деятельность ряда сотрудников и сделать соответствующие выводы, проведя разъяснительную работу с учеными, которые несут знания в массы.