Судьбы сирот блокадного Ленинграда, выросших в аулах Карачаево-Черкесии, возвращают нас к страшным временам Великой отечественной войны. Мы всегда должны с благодарностью помнить о тех простых людях, кто приютил маленьких беженцев под своим кровом, рискуя и своими жизнями, и жизнями своих детей.
https://www.youtube.com/watch?feature=player_embedded&v=BamrtRW7Io0
В разговоре эту тему затронул молодой журналист Рустам Лахов из Черкесска. События 1942 года в семьях Лаховых вот уже третье поколение передают из уст в уста. Брат его деда Хусин Гутялукович Лахов с 1936 по1944 годы был председателем колхоза им. Кагановича в ауле Бесленей. Это он убеждал старейшин в августе 1942 года, когда на окраине аула, на берегу Большого Зеленчука остановился обоз с детьми, вывезенными из блокадного Ленинграда, оставить сирот в ауле.
Старики рассуждали по-разному, и каждый был прав. Одни говорили, мол, посмотрите, сколько среди них евреев, а немцы все ближе и ближе, они убьют и нас, и их. Другие возражали - нельзя не принять этих несчастных детей. Адыге Хабзе - свод моральных правил, утвержденный веками у черкесов и у всех адыгских народов - запрещает это.
В споре точку поставил староста аула Мурзабек Охтов:
"Оставить детей – навлечь на себя беду, не принять их – пойти против Адыге Хабзе".
Мы не можем оставить их на дороге
И весь аул пошел к обозу из четырех подвод с маленькими ленинградскими беженцами.
Уже почти пять месяцев они находились в дороге. Остались позади кубанские станицы, жители которых жалели ребятишек, давали им еду, одежду, но брать в семьи отказывались. Дети в основном были евреями…
В блокадном Ленинграде катастрофически не хватало детдомов.
Только зимой 1941-42 годах в Ленинграде сиротами остались более 30 тысяч детей. Для них в срочно открывались новые приюты.
Детей старались эвакуировать, но из-за постоянных бомбежек ладожскую «дорогу жизни» длиной тридцать километров приходилось все время ремонтировать. Ее всякий раз отстраивали заново. Это затягивало эвакуацию. Очередь до детского дома номер 12 дошла лишь весной. Детей было решено эвакуировать в глубокий тыл – на Кавказ, в Грузию. Кроме «дороги жизни», другого пути не было. Машины с детьми-ленинградцами ехали по льду Ладожского озера. Сохранилось воспоминание о том, как одна из машин с людьми провалилась и ушла под лед.
После преодоления Ладоги детдомовцев разместили в теплушках – грузовых вагонах. Дорога на юг по железной дороге, на которую в мирное время уходило не более трех суток, в военном 42-м заняла почти пять месяцев, а 8 августа на Кубани, под Армавиром, поезд попал под бомбы двух фашистских самолетов. Тех, кто не погиб от взрывов и огня, собрали и отправили дальше, группами, в сторону Грузии. Через три дня пути пешком в станице Курганной для дальнейшей эвакуации детей выделили четыре телеги. В сопровождении однорукого комиссованного солдата, имя которого теперь никто уж и не вспомнит, они уехали.
Больше месяца обоз скитался по горным аулам и казачьим станицам. Дети умирали в пути от голода и цинги. А путь до Грузии предстоял еще долгий. 13 августа 42-го года подводы остановились на окраине аула Бесленей.
У этих людей два имени, две родины и две жизни: до и после Бесленея
- В те дни все жители аула находились в поле. Убирали пшеницу и кукурузу, – впоминает жительница Бесленея Римма Патова. – Уже было известно, что немцы вот-вот войдут в аул. Было приказано: с полей все убрать и отправить на фронт".
Весть о том, что у речки Большой Зеленчук стоят подводы с умирающими детьми, принесли мальчишки.
На многих из детей, находящихся на подводах, из одежды были только трусы. Почти все они опухли от голода и болезней. Почти все молчали. Кто-то в бреду звал маму.
Мурзабек Охтов протянул руку девочке, которую звали Катя Иванова, и сказал: "Иди ко мне, мы одной крови – люди ведь".
Сагид Цеев взял Володю Жданова. Марика, который до сих пор не знает своей родной фамилии, увела Кукра Аргажанокова, а Алешу Сюськина - Кулистан Патова.
"Мама сказала, мол, у меня пять платков - пять дочерей, хотя бы одна шапка была, то есть мальчик", - вспоминает Римма, дочь Кулистан Патовой.
Когда муж Кулистан Абдул Кирим вернулся в аул с фронта, ему, еще не дошедшему до дома, сообщили, что пока он воевал, у него появился сын.
За одну ночь в Бесленее родилось 32 ребенка
В похозяйственную книгу колхоза имени Лазаря Кагановича жители аула записали приемышей под своими фамилиями.
Впрочем, сын родился не только у Абдулы Кирима. Всего жители аула взяли в семьи 32 ребенка.
Немцы зашли в Бесленей на следующий день после того, как у реки Большой Зеленчук остановился обоз. В день оккупации аула староста Мурзабек Охтов распорядился занести детей из ленинградского эшелона в похозяйственную книгу под фамилиями их приемных родителей.
Так Алексей Сюськин стал Алексеем Патовым, Марик – Муссой Аргажоноковым, Владимир Жданов – Владимиром Цеевым, Витя Воронин – Рамазаном Адзиновым, Катя Иванова – Фатимой Охтовой...
Похозяйственную книгу – главный учетный колхозный документ - немцы и проверили первым делом.
Почти полгода оккупанты находились в ауле. Все это время жители скрывали от них своих ленинградских приемышей.
Детей прятали по чердакам да подвалам, в хлевах… Мазали их лица сажей – для маскировки. Детям было запрещено говаривать по-русски. Хотя, черкесский язык они освоили быстро.
Староста Мурзабек Охтов на общем тайном собрании колхозников распорядился - ни при каких обстоятельствах не выдавать приемных детей.
И не выдали. Все они выжили в те трудные, голодные, холодные военные годы.
- Если бы мне предложили переехать в Санкт-Петербург, - говорит Мусса Якубович не уехал бы ни за что. Там нет ничего, здесь жизнь прошла. Да и черкес я. Здесь все мое.
В другой жизни, в которой остались и Невский проспект, и Фонтанка, Муссу Якубовича звали Марком. Больше он ничего не помнит.
Якуб и Кукра Агаржаноковы дали ему свою фамилию и имя Мусса.
"Мои родители были колхозниками – люди бедные. Но для меня они все сделали, чтобы я смог учиться. Я два института закончил, 45 лет физику и математику в школе в Бесленее преподавал", - не торопясь рассказывает Мусса Якубович.
"Даже не мечтала выходить за него замуж. Родственники собрались, посоветовались и меня уговорили – вышла, - говорит Йора Агаржанокова. – Время такое было – не до любви, лишь бы выжить".
- Меня Сагид взял в свою семью. У него жена была абазинка, да вскоре умерла. У них две дочери было. Я, получается, третий ребенок. Вот когда она умерла, люди стали говорить, мол, бедный Сагид, бедный Сагид, как он теперь, - рассказывает Владимир Сагидович Цеев.
Но Сагид Цеев трудностей не испугался, а вскоре женился на молодой вдове с ребенком.
"Матерей у меня три получается было. Одна еврейка, она во время блокады умерла от голода. Мы со старшим братом как раз в тот день за хлебом пошли, вернулись – а она уже холодная. Вторая абазинка, что вместе с Сагидом меня усыновила, и третья - черкешенка", - всегда считал Владимир Цеев.
Дочери Сагида Цеева до войны всего три класса закончили. А после войны наравне со взрослыми работали в колхозе. А Володе Сагид сказал: " Ты будешь учиться!"
"Я только в восьмой класс перешел, когда отец попал под трактор и ребра переломал, - вспоминает Владимир Сагидович. – Я хотел пойти работать, но он запретил мне. Так я и окончил десятилетку, а потом поступил в горно-электромеханический техникум в Ростове-на-Дону".
Владимир Цеев – полный кавалер орденов шахтерской славы. 35 лет проработал на шахтах в разных городах, и всегда рядом была Ляля.
Все принятые в черкесские семьи оказались благодарными детьми
В августе 42-го Охтовы приняли троих ленинградцев. В том числе и Катю Иванову, которая впоследствии стала Фатимой Охтовой. Катя-Фатима была единственной девочкой из того обоза.
Александр Охтов вспоминает историю Кати: "Ее отец ушел на фронт с первым призывом и вскоре погиб. У Кати были еще брат и сестра. Вскоре мать умерла от голода".
За день до смерти мать попросила детей, если она умрет, никому об этом не говорить, а спрятать ее в коридоре за занавеской. Она хотела, чтобы дети получали хлеб по ее карточке.Но дети этого не сделали.
Эвакуация раскидала их. После войны Ивановы найдут друг друга.
А в 42-м Катю удочерили Щаща и Абдурахман Охтовы.
Катя-Фатима вышла замуж за Нуха Гукова, родила пятерых детей. А в 96-м, когда она умерла от гипертонической болезни, ее хоронил весь аул.
"Все принятые в черкесские семьи дети оказались благодарными детьми. Они все оставили о себе хорошую память, - говорит Александр Охтов. – После войны в Бесленее остались еще два мальчика, которые не помнили своих фамилий, Саша и Витя. Их обоих приемные родители назвали Рамазанами".
У Рамазана-Саши Хежева, когда он учился в седьмом классе, умер отец. Парень тут же пошел работать и стал кормильцем для матери и двух сестренок. После армии он всю жизнь проработал в Бесленее шофером.
Рамазан-Виктор Адзинов рос хилым и слабым, и мать Кара ночи напролет сидела у его кровати.
Когда Виктору исполнилось 13, Кара неудачно упала, повредила позвоночник и после этого 16 лет была прикована к постели. Все это время приемный сын ухаживал за ней: сам мыл, выносил на руках на улицу – на солнце и свежий воздух.
После смерти матери Рамазан нашел в ее личных вещах связку писем, адресованных ему. Из них он понял, что его родная фамилия Воронин, и что у него в Ленинграде живет родная старшая сестра, которая его ищет.
Рамазан не осудил Кару за то, что та прятала его письма. Он понял, приемная мать просто очень боялась его потерять. А с сестрой Надей он все-таки встретился. И вскоре перевез ее к себе в Карачаево-Черкесию.
"Посвящаем жителям аула Бесленей..."
Первый памятный знак, посвященный подвигу матерям-черкешенкам больше похожий на могильную плиту, которую установили в канун 60-летия Победы – в 2005-м. На новый памятник деньги много лет собирали по всей Карачаево-Черкесии. Идею памятника подсказал Рамазан Адзинов – он всегда помнит первую встречу со своей мамой черкешенкой Карой. Она присела и обняла его.
Так и застыли они в камне. На памятнике, который открыли 7 мая 2010 года, надпись: "Посвящаем жителям аула Бесленей, принявшим в 1942 году и воспитавшим нас – детей блокадного Ленинграда".
- Матери-черкешенки спасли беженцев от немцев, выходили больных детей, воспитали, поставили на ноги. После войны многие нашли своих родных и разъехались. Но мы не забываем этот подвиг. Памятник Матери-черкешенке в ауле Бесленей установлен заслуженно. И строительство этого памятника – это инициатива спасенных детей ленинградской блокады в знак благодарности черкесским матерям, – считает лидер Союза черкесских (адыгских) общественных объединений Александр Охтов
Поездка на родину. Ленинградские черкесы Бесленея
Александр Охтов и Рамазан Адзинов побывали на своей родине в Санкт-Петербург накануне 70-летнего юбилея Великой Победы. Приехали не только посмотреть родной Ленинград, но и отпраздновать День Победы, решить вопрос строительства памятника матерям-черкешенкам, отыскать могилу родного брата Рамазана Адзинова – Ивана Андреевича Воронина, погибшего во время войны при защите Ленинграда.
На следующий день, после Парада 9 мая 2015 года, на Дворцовой площади в Санкт-Петербурге, где Александр Охтов и Рамазан Адзинов удостоились чести быть в числе почетных гостей и наблюдать великолепное шествие с трибуны, они посетили архив Пискаревского мемориального кладбища и нашли место захоронения Ивана Воронина. «Мы благодарны администрации города, председателю парламента Санкт-Петербурга, землякам, которые встретили нас и уделяли нам внимание. Мы познакомились с Северной столицей, посетить музеи и выставки, увидеть красоту площадей, уникальных мостов и рек города, в котором я родился и о котором у меня оставались воспоминания только о холоде и голоде, о санях, наполненных трупами, завернутыми в белые саваны. В этой поездке я увидел другой Ленинград – жизнерадостный, праздничный, солнечный, теплый и сытый, без бомбежек. Красивый и уникальный город, с людьми добрыми и отзывчивыми, внимательными друг к другу
Визитеры остались довольны и позитивной встречей с городскими чиновниками, которые обещали установить в городе монумент, посвященный героическому подвигу жителей аула Бесленей при спасении детей блокадного Ленинграда в 1942 году.
Сегодня Рамазану Адзинову 80 лет, он часто приходит к мемориалу в своем селе, чтобы почтить память своей кавказской матери, которая спасла его от фашизма и воспитала настоящим горцем. Эта любовь и благодарность живет в сердце блокадника и с каждым годом становится все сильнее.
1 комментарий